"Новые взрослые" или почему меня считают странным?"
Помните вот это: "Мне двадцать пять (тридцать, тридцать пять), а я всё ещё не знаю, кем хочу стать, когда вырасту?"
Лично мне до сих пор не удаётся избавиться от лёгкого чувства неловкости, когда приходится признавать за собой такое. В обществе, где товарищам присяжным необходимо предъявить раз - состоявшуюся длительную карьеру, два - семью, чтобы почувствовать себя человеком и пароходом полноценным гражданином, понятия "инфантилизм", "кидалт", "синдром Питера Пена" читаются исключительно в негативном ключе. Да что там, я сама их использую именно как негативные, но применяю только к товарищам, которые до пенсии сидят на чьей-то шее, или которые, например, отправляют жену с новорождённым ребёнком жить к родителям, потомушто ребёнок, видите ли, раздражает (красиво, правда?). Ну то есть к тем, к кому понятие "зрелость" неприменимо в принципе.
Но как быть с самостоятельными человеками, которые осознанно выбрали не тащить на себе общепринятые вериги этой зрелости, а жить по-своему, по-бразильски? Которые ту, первую приведённую фразу воспринимают как должное? У Линор Горалик замечательно все описано и объяснено. Золотая статья, брильянтовая просто.
Вообще очень приятно, когда тебе объясняют, что с тобой происходит.

"В последний год российские издания подключились к процессу описания подразумеваемого феномена и введения в активный язык слова «кидалт». «Кидалт», по мнению авторов, инфантилен, недалек и не желает думать о будущем. Еще одним общим мемом в рамках описания и обсуждения «кидалтов» становится упоминание «синдрома Питера Пена»: подразумевается, что «кидалты», как и герой романа Дж. Барри, не желает взрослеть и живет в собственной зачарованной стране, полной инфантильного очарования. Общий тон существующего на сегодняшний день обсуждения (а точнее, медийного конструирования) феномена, маркируемого словом «кидалт», - это тон апокалиптического плача разной степени сдержанности...

"Лекция Линор Горалик "Маленький Принц и большие ожидания" о феномене "новой зрелости""."Мне видится корректной (хоть и не лишенной целого ряда недостатков) следующая формулировка: в последние полтора десятилетия мы наблюдаем, как некоторые люди, пребывающие в возрасте, однозначно ассоциирующемся у нас со зрелостью, принимают персональные решения как повседневного, так и стратегического характера, ассоциирующиеся у нас со значительно более молодой возрастной группой, и выстраивающие свой образ жизни в соответствии с этими решениями". "Во первых, «новые взрослые», находящиеся сейчас в возрасте между 30 и 40 годами, знают, что они выйдут на пенсию в столь хорошем физическом состоянии, что им придется изобретать себе «вторую зрелость», новую жизнь, которая продлится еще 20-30 лет, из которых как минимум половина может оказаться очень плодотворной. Во-вторых, «новые взрослые» привыкли в совершенно иному типу производственной и корпоративной динамики, - к перескакиванию с должности на должность, к идее «дауншифтинга», к перемене мест между «хобби» и «карьерой» и к целому ряду других динамических возможностей.
Идея линейного построения карьеры кажется им не только непривлекательной, но и неосновательной: через несколько лет они, возможно, захотят резко сменить сферу деятельности, и рынок вполне им это позволит. Более того, после выхода на пенсию они, учитывая хорошее физическое состояние, пожелают, вполне возможно, начать вторую карьеру, никак не связанную с первой".

"...есть объяснение привлекательности «новой зрелости», позволяющее ей постепенно становиться одним из доминантных видов зрелости в современном обществе: «новые взрослые» создают мир, где, наряду с традиционно взрослыми переживаниями и обязанностями, присутствует большинство привилегий детства (право на игру, свободное время, удовольствие, непосредственность, ограниченность ответственности), но отсутствует большинство его недостатков. «Новая зрелость» - это возможность наслаждаться плюсами детства и юности, вернувшись к ним с позиции силы, со взрослым инструментарием и взрослым самосознанием".

"Дополнительный важнейший плюс «новой зрелости», делающий ее столь привлекательной моделью – сниженная тревога по поводу собственного соответствия или несоответствия условным канонам жизненного успеха. Поскольку «новой зрелости» свойственен отказ от последовательного, линейного развития карьеры и от матримониальной стабильности, «новые взрослые» освобождены (в той или иной мере) от соревновательного синдрома, свойственного прежним поколениям. «Новый взрослый» не обязан уметь одной фразой ответить на вопрос о собственных достижениях к такому-то возрасту (традиционно ответ на этот вопрос начинался с обозначения позиции, занимаемой на карьерной лекции, в той или иной компании, - чем крупнее, тем лучше). «Новый взрослый» не испытывает дискомфорта, говоря «я тут ударился в дауншифтинг» или «бросил свое бухгалтерство и открыл студию йоги, - посмотрим, что получится». Это позиция исключительно комфортна не только с социальной точки зрения, но и с психологической: право на эксперимент дает и право на провал, но провал эксперимента не ассоциируется с «жизненнымпровалом» - динамизм «новых взрослых» позволяет им делать следующую попытку, чувствуя себя (сравнительно) комфортно по сравнению с тем, как чувствовал бы себя представитель «традиционной зрелости»". «Новый взрослый» - это не Питер Пэн, а Маленький Принц – существо в высшей степени «взрослое» и вполне трагическое, но сознательно сохраняющее в себе ряд детских черт, позволяющих ему пересекать социальные границы с легкостью, на которую не способен ни «традиционный ребенок», ни «традиционный взрослый».

"Ирония, играющая столь значительную роль в постмодернистском мышлении, становится для «новых взрослых» одним из главных инструментов саморепрезентации, и, соответственно, одним из важнейших инструментов создания контента. Острее всего это чувствуется в применении к моде: если десять лет назад ирония нередко заключалась во вкраплении «наивных» элементов во взрослый костюм, то сегодня «ирония» чаще всего движется от обратного: подчеркнуто несерьезный костюм пародирует строгую классику (если фрак, то швами наизнанку, если вечернее платье, то сделанное из плюшевых мишек). Вместо популярного прежде высказывания «я серьезный, но могу и подурачиться», мода все чаще демонстрирует нам высказывание «я прикольный, но могу и посерьезничать».

"Безусловно, готовность «новых взрослых» к игре и, в частности, к постмодернистскому обыгрыванию канона, нигде не проявляется с такой ясностью и в таком разнообразии аспектов, как в моде. Облик «новых взрослых» может визуально весьма сильно отличаться от облика их сверстников, принадлежащих другим сегментам поколения, - в первую очередь за счет интеграции в повседневный костюм элементов подростковой одежды и аксессуаров, традиционно более броских, чем «взрослая» одежда. Однако при этом «новые взрослые» не являются сознательными революционерами моды (какими были хиппи, модсы, панки…), не чувствуют себя таковыми и не ведут себя, как таковые. Как любые настоящие буржуа, «новые взрослые» считают свой образ жизни безусловной нормой и не испытывают потребности в борьбе за него (а эта борьба является необходимой составляющей для модных революций). <...> Прежде к таким коллекциям или костюмам применяли термин «хулиганский». Однако «новые взрослые», как уже говорилось, воспринимают свой стиль в качестве не требующей оправдания нормы" "«Новая зрелость», с ее кажущейся комфортностью, сильным игровым началом, динамичностью и способностью к адаптации, отнюдь не является синонимом «новой легкости бытия». Отказываясь следовать наработанным предыдущими поколениями социальным сценариям, «новые взрослые» вынуждены не только создавать эти сценарии с нуля, но и время от времени доказывать свою состоятельность как «взрослых».

Последняя задача оказывается особо тяжелой, потому что их собеседники в эти моменты оперируют совершенно иной концепцией зрелости, нежели сами «новые взрослые». В этой концепции «зрелость» подразумевает семейственность, последовательность карьерного развития, отказ от игры (если это не игра в рамках построения карьеры), определенный метод построения и предъявления идентичности и еще целый ряд установок, зачастую элементарно непригодных для эффективного существования в современном мире. Объективно же мир в данный момент предлагает нам принять концепцию зрелости, построенной не на формальных признаках статуса и не на последовательном совершении ожидаемых поступков, но на одном-единственном постулате – постулате о самости индивидуума, той самой самости, с которой каждый из нас рождается и которую теряет, как только начинает следовать принятым взрослым сценариям.

"Джеффри Арнетт в свое время описывал «новых взрослых» как людей, которым свойственны «поиски идентичности, сфокусированность на собственных переживаниях, ощущение, что они стоят на перепутье; предчувствие новых возможностей»" Дело не в том, инфантильны ли «новые взрослые», и не в том, не слишком ли рано взрослеют дети. Дело в том, что все наши предположения о занятиях, соответствующих и приличествующих тому или иному человеческому возрасту, оказались неверными. Попытки выстроить шкалу с возрастными нормативами существовали со времен глубокого Средневековья (вспомним гравюры про «Семь возрастов человека» — от спеленутого младенца с погремушкой до несчастного старика с клюкой). В новое время психологи и социологи, в диапазоне от Фрейда до Эриксона, пытались назначить соответствия между образом жизни и физиологическим возрастом. Но последние пятьдесят лет жизни западной цивилизации свели эти попытки на нет.

Выяснилось, что если не воевать на своей земле, есть досыта, жить долго и не очень бояться старости (потому что здравоохранение неплохое, да и на пенсию кое-что отложено), то взрослеть — в старом, суровом понимании этого слова — не так уж обязательно. Можно смотреть мультики, растить детей, играть в PSP, носить дурацкую одежду, делать карьеру, танцевать в модных клубах под «Голубой вагон бежит, качается…», дарить друг другу дизайнерских плюшевых уродцев, заботиться о родителях, думать, кем ты будешь, когда вырастешь, и строить окружающий мир.

Важно помнить, что «новые взрослые» — феномен классовый, невозможный без серьезной экономической подоплеки. Чтобы резко менять карьеру (а «новые взрослые» любят бросить свое брокерство и пойти изучать экодизайн), нужно чувствовать, что без куска хлеба ты не останешься. Чтобы плюнуть на наращивание накоплений (а «новые взрослые» любят перейти на полставки и заняться фри-дайвингом), нужно понимать, что можно в любой момент занять денег у друзей. Чтобы, наконец, не бояться старости (а «новые взрослые» любят к старости переехать во Флориду и бегать там марафоны), надо с девятнадцати лет разумно управлять своим пенсионным счетом. Новых взрослых нет в Нигерии, их почти нет в Южном Бронксе, и в Волгограде их, честно говоря, не ахти сколько. Но если Господь будет милостив к этим и к другим, временно им позабытым местам Земли, то вслед за некоторой сытостью, некоторым покоем и некоторой верой в будущее «новая зрелость» придет и туда. Потому что приказа «быть как дети» никто не отменял. Просто сил нет (в Нигерии, Южном Бронксе, Волгограде).

.... лучший способ обходиться с пистолетом — купить его, пристреляться, научиться выбивать девять из десяти, положить пистолет в дальний угол ящика с трусами и стараться провести жизнь так, чтобы никогда им не воспользоваться. А лучший способ обращаться с демонстративно сухой, мучительно рациональной традиционной «зрелостью» — обрести ее, пристреляться, научиться выбивать девять из десяти, положить эту зрелость в дальний ящик шкафа <...> и стараться провести жизнь так, чтобы никогда ей не воспользоваться."(с)

Читать на сайте?worldride.ru/posts/novyie-vzroslyie-ili-pochemu...